Он шел по главному атриуму, думая о розничном Армагеддоне, и вдруг увидел Лизу — она выбежала из-под опускающихся металлических ставней «Твоей музыки». Он стоял минуту, наблюдая, как она возится с большой связкой ключей, и думал, надо ли с ней заговорить. Решил, что, наверное, надо.
— Здравствуйте.
Лиза вздрогнула и обернулась.
— Не слышала, как вы подошли. Вам в охране специальные бесшумные туфли выдают?
Курт помотал головой.
— Эти не выданы на работе. Я их сам купил. — Он обеспокоенно посмотрел на туфли и спросил: — Выглядят так, как будто их бесплатно выдают на работе?
Лиза тоже посмотрела на туфли.
— Боюсь, что да.
— Дешевыми выглядят?
— Пожалуй. Извините.
— Вообще я к этому не стремился.
— Они дорогие?
— Нет, грошовые, но я думал, этого не видно. — Курт приуныл.
Лиза решила переменить тему.
— Я слышала, вам что-то привиделось?
— А, так вы знаете об этом?
— По-моему, все знают.
Курт совсем огорчился. Он думал, что вел себя галантно той ночью, когда провожал ее к выходу из центра, что держался хорошо. Думал, что произвел хорошее впечатление, и это почему-то было приятно.
— А как же тогда обезьянка? Разве она не доказательство, что девочка не вымысел? — спросила Лиза.
— Она не может устоять против свидетельства Скотта, что перед ним никого не было. Думаю, большинство сочтет, что это доказательство гораздо убедительнее, чем обезьяна. Может, за трубами в коридорах прячется много мягких игрушек — кто знает? Но девочки там не было — это был сон.
— Но вы же не спали?
— Нет. — Курт пожалел, что ввязался в этот разговор. — Думал, что не сплю, действовал как бодрствующий, а сам спал. У меня проблемы со сном.
— Так вы сейчас не спите? Или я сон?
— Трудно сказать.
— Если у меня вырастут крылья или я заговорю по-русски, вы мне скажете?
— Да. Может быть, лучше поговорим о ваших друзьях-носках?
Лиза улыбнулась.
Курт возвращался в дежурку, чтобы съесть свои сэндвичи, но, подумав о Гэвине, спросил:
— Вы не голодны?
— Я всегда голодна после работы.
— Вам обязательно надо домой?
Она подумала о том, что Эд будет есть пиццу перед телевизором, о скучном запахе пепперони и покачала головой.
— Тогда пойдемте со мной.
Курт повел ее по пассажу к главному атриуму. Они поднялись на эскалаторе на третий этаж, в ресторанную зону, где в окружении торговых точек быстрого питания располагалась площадка со столиками и стульями — столовый двор, или галерея, или терраццо, смотря по тому, как вам впервые ее назвали. Когда они ехали на эскалаторе, центр показался Лизе почти красивым. Что-то волшебное было в просторных залах, приглушенном свете, бесшумном движении эскалаторов. Она задрала голову и посмотрела на черное небо за стеклянными панелями крыши, где мигали навигационные огоньки медленно проплывавшего самолета.
Курт показал на камеру и шепнул:
— Улыбнитесь Гэвину, он наблюдает за нами.
Когда они поднялись на верхний этаж, он спросил:
— Вы какую предпочитаете: японскую, итальянскую, тайскую, мексиканскую?..
Лиза улыбнулась и сказала:
— Вы каждую ночь так делаете?
— Никогда не делал. Не приходило в голову. Обычно я ем сэндвичи с рыбной пастой и слушаю рассказ Гэвина о разных подрядчиках, занимавшихся остеклением центра на протяжении всей его истории.
Лиза посмотрела на него: первый любитель рыбной пасты, который не скрывает этого и даже гордится своей привычкой.
— Ну так что выбираете? — снова спросил он.
Она подумала.
— В каком заведении можно разжиться сэндвичем с яичницей?
Курт улыбнулся и пошел в первую же кухню за ингредиентами.
Десять минут спустя они сидели со своими сэндвичами за единственным освещенным столиком среди перевернутых стульев и темноты. Курт сделал Лизе шоколадный коктейль, но неправильно рассчитал консистенцию, и Лиза мучительно пыталась втянуть густой состав через соломинку.
В конце концов она оставила попытки и сказала:
— Никак не идут из головы панды. Вчера вечером видела передачу о них и пришла в уныние.
— Почему?
— У них ужасная жизнь, знаете? Всю жизнь ищут для еды листья и бамбук, но пища не идет им впрок, они не могут ее переварить. Поэтому у них нет энергии, они вынуждены все время лежать и отдыхать. Мне даже говорить об этом грустно. Они такие… потерянные. Проводят всю жизнь в бессмысленных поисках, которые высасывают из них силы.
— В этом слышится что-то знакомое.
— Ну да, это, наверное, и угнетает меня. Тратят жизнь на поиски бамбука, когда им нужен батончик «Марс».
— Иногда я воображаю, что меня снимают в документальном фильме другие существа. И думаю: они смотрят, как я провожу свою жизнь в хождении по пустым коридорам, проверяю, заперты ли двери. Пытаюсь вообразить сопроводительный текст. Они бы недоумевали.
Несколько минут оба молчали, потом Курт добавил:
— Даже когда не думаю о документальном фильме, все равно такое чувство, что за мной наблюдают. Понимаете?
Лиза подумала о том, что сама она чувствует утром, проходя под камерами по пассажам.
— Да, бывает.
Курт помялся, потом продолжал:
— Бывает страшно, когда я один. Как будто за мной следят — не только камеры или Гэвин. Может быть, эта девочка, может быть, я сам — не знаю. Такое у меня чувство. Чувствую себя одиноким — как будто кто-то держится на расстоянии. Следит, но близко не подходит.
— У вас всегда такое чувство? — спросила Лиза.